Эммануил Гольцано

20.
ВЕГЕТАРИАНСКОЕ

Еще вчера мы жрали жир
Тюленей и моржей.
Ну а сегодня на ножи
Поднимем мы ежей!
Мы будем грызть живых ежей,
Иголками блюя.
Жаб, скорпионов и ужей
Усиленно жуя!
Акуле выпустим кишки
И бросим на плиту,
Чтобы румяные куски
Растаяли во рту!
Мокрицы вязнут на зубах,
И трудно их глотать.
Но есть покойники в гробах!
Чего еще желать?
Когда ты рвешь у трупа пуп,
Смакуя трупный яд,
Зеленый гной стекает с губ,
Благоухает смрад.
Но, если мертвых теребя,
Ты не устал дерзать,
Тогда обязан ты себя
Клыками растерзать!
Мочой наполненный пузырь
Проткни резцом скорей!
Когда напьешься - околей,
Окаменей, упырь!!!
А мы в малиновой тайге
Шакалу клеим рог
И язвы лечим на ноге
Дельфину, что без ног...
Мы мяса сроду не едим,
Мы мясо нищим отдадим!


21.
Забрезжил ветренный рассветт
Над тишиной учрежденья.
Неслышно бродят привиденья
Из кабинета в кабинет...
Они бумаги ворошат,
Вращают диски телефонов,
Тома указов и законов
Они листают, не спеша.
И легким росчерком пера
В отчеты вносят коррективы,
Забытых песенок мотивы
Под нос мурлыча до утра.
Поправки сеют мутный страх,
Догадки жуткие рождают:
Живые мертвым угождают
И уважают мощный прах.
Ночь незаметно протекла,
Исчезли в щелях привиденья.
А днем, при солнце, в учрежденьи
Текут по-прежнему дела...


22.
Туман клубился над холмами золотыми.
Холодным призраком струилась темнота.
А в магазине продавалось вымя...
О Боже мой! Какая срамота!
Обжоры жадные вдоль вымени столпились
И ждут чего-то - счастья иль беды?
Коровы падали в каньон и бились...
Громили их мятежные форты!


23.
О ТОМ, ЧТО УСЛЫШАЛ Э. ГОЛЬЦАНО, НОЧУЯ
В ПОДЪЕЗДЕ ДОМА НОМЕР 5 НА ПЛЮЩИХЕ.

Под лязганье грубых трамвайных колес,
Под скрип тормозов и под ругань шоферов,
За мутью очков, запотевших от слез,
Опять процветают Содом и Гоморра.
На древке полощется выцветший стяг,
Танцуют канкан муляжи на витринах,
И толпы героев, рабов и бродяг
Уютно храпят у себя на перинах.
Закрыто метро. Опустел тротуар.
Не слышно шагов на усталом асфальте
Лишь только поет и играет на альте
Убитый на Пресне герой-коммунар.
Печальна мелодия. Что за слова?
О чем он поет? Разобрать невозможно.
Но слушает пенье Москва осторожно.
Она ведь вообще осторожна, Москва.
Вот альт умолкает в ночной тишине,
И тут прилетают аккорды баяна.
Матрос из Кронштадта, веселый и пьяный,
Частушку поет о Кремлевской стене.
Матроса сменяет милейший нарком,
Усевшись на грязный прилавок киоска.
Костюм шевиотовый, серый, в полоску,
Очки и бородка - он вам не знаком?
Выводит на старом больном барабане
Суровые ритмы борьбы и труда
И блеет овцой о продуманном плане,
О том, что в Сибири цветут города,
О том, как полярники наши бесстрашны,
О вреде куренья, о мощи станков,
О силосных ямах, о флагах на башнях,
О силе советских железных полков...
Затем над Ваганьковским - пенье чекиста,
Не пенье скорее, а сдавленный вой.
Порой выступленья такого артиста
Порочат великий общественный строй.
Но вот на востоке сверкнули зарницы,
Вот алое солнце развеяло тьму,
И слышит трудящийся нашей столицы
Хвалебные гимны себе самому.
Светило поет о высоких удоях,
О бравых студентах, что строили БАМ,
О славных незыблемых наших устоях,
О том, что оклады повысили нам...
И только Луна, не успевшая скрыться,
Ехидно вещает на старый Арбат:
Давай, веселись, дорогая столица,
Пока не ударил на Лавре набат!


24.
ПОЭМА О ГЛИСТАХ.
Потоки лямблий! Ручьи остриц!
Безглазых лиц волосатый ганглий.
Кишок лабиринты проходят гельминты.
Их яйца не могут не нравиться -
Вызывают зуд, от скуки спасут!..
Глисты! Вам посвящаем эти листы!
Вы - певцы нашей сложной и невозможной
Внутренней жизненной пищи,
Воины второй обороны.
Вас душат газы, а массы свищут,
Свергая троны, круша лабазы,
Провоцируя аппендициты.
Но вы покорны в потемках черных,
Как антрациты...

Назойливы, как слепни, бычьи цепни,
Быстрей, чем ставриды, плывут аскариды.
События в желудке, как репортеры
Бесстрастно фиксируют солитеры.

Нет жалости к гражданину,
Стремительно бежавшему к магазину
И купившему из жадности свинину.
Не ешьте сырую свинину!
Купите в аптеке пиперазину,
Купите пипераскату,
Примите, и на рассвете увидите образину,
Висящую изо рта, свернутую в лемнискату.
Все это - суета!
Ешьте телятину, дети!
В ней нет ни одного глиста!


25.
ЭЛЕГИЯ НА ПОЛЬЗУ
МЯСНЫХ КОНСЕРВОВ.

Погасло солнце в Назарете
И храм Сионский весь в росе.
Паломник умер в лазарете.
Причина - яды в колбасе.
Ужасна смерть от ботулизма:
Желудок вертит, словно жгут.
Вам не поможет даже клизма,
Лекарства Вас не сберегут.
Но тут Господь над Палестиной
Простер невидимы крыла.
Все восторгаются картиной:
Встают усопшие тела.
И среди них - паломник юный,
Что был отравлен колбасой,
А рядом - старец полоумный,
А рядом с ним - дервиш босой.
Они построились в колонну,
Псалом пропели и ушли.
Звезда скользит по небосклону
И падает за край земли.
И дева града Ханаана,
Чулки снимая с длинных ног,
Молитву шепчет неустанно -
Возьми меня, желанный Бог!


26.
Мы съели котлеты, запили портвейном,
Какие билеты? Мы - снова за Рейном!
Там юная Гретхен о Зигфриде грезит
Над книгою ветхой в зеленом обрезе.
Мы - два дуралея, и в глаза четыре
Следим за полетом изящных валькирий.
Как серые мыши, мы тайно гостили
Под лезвием крыши в готическом стиле.
И было так поздно, нас гномы толкали
В метро, на "Колхозной", у скал Рюбецаля...


27.
Я скажу объективности ради:
Нужно сжечь у Гольцано тетради,
Чтоб осталась лишь горсточка пепла,
Чтобы виденье Мира ослепло.

28.
Танка #1.
Задниц - громады!
Шары грудей помятых.
Подмышек смрады.
Колбасу любят свято!
Летит грязная вата...


29.
Танка #2.
Я - Мордовия!
Ноги кривые мои - в белых чулках.
Лютая стужа пришла.
Мордвин ест баранину.
Homo Est!


030.
Кто-то кубики рассыпал, раскатилось домино,
И зеркальное панно отразило... мотоцикл.
Адекватная модель перевернутой вселенной -
Это форменный бордель, это - пиво в кружке пенной.
Неужели я - дурак? Неужели все - дебилы?
Неужели крокодилы тычут вилы кое-как?
Неужели Ришелье не замочит Д'Артаньяна?
Неужели Водопьянов спал в резиновом белье?
Ведь писал Апполинер: Ждите молнии и грома
В виде сорта "Траминер" винсовхозов Агропрома.
Вот и видим - на Руси, омываемой росою,
Смерть косит своей косою по земли, по небеси!
Ну а если посмотреть на далекие планеты -
Вмиг очистятся на треть учрежденья, кабинеты.
Станут русского плясать сионисты из Госплана,
Для народного кармана больше денег начислять.
В ожидании чудес, воспарив над бренным миром,
Грянем в гусли, грянем в лиры:
"Граждане! Христос воскрес!"


31.
Рак с железными клешнями
В мочку уха хищно впился.
Он господствует над нами,
Он раздался и развился.
Доминирует над Миром
Черный панцирь из хитина,
И об этом наша лира
Трижды всех оповестила.
Но лежат в дремоте вялой
Созерцатели желудков,
Наблюдая, как малютка
Переваривает сало.
Как спускают пищеводы
Сыр, тушенку и бананы,
Как желудочные воды
Утекают бесталанно.
Так и все, приятель Синдер,
Утечет, не возвратится.
Славянин же спросит: Инда
Рак есьмь - водяная птица?


32.
Жареный Ваня сидел на диване.
Жареный Ваня ждал Рашиду.
Девичьи страхи, охи да ахи...
Шорох рубахи. Голос: "Иду!"
Что-то случилось. Время сместилось.
Засуетилось на чердаке. Ване - обида:
Видит Рашида, зверского вида,
Нож в кулаке.
Промолвил Ваня: "Вас не жду!
Я жду красотку Рашиду.
На голубом диване
Балдею я в нирване."
-Какой дыван?! Какой нырван?!
Ты - нэ Иван! Ты эсть шайтан!
Опозорил сэстру - в порошок сотру!
Жареный Ваня теперь в Магадане.
Гордый Рашид под землею лежит.
Красотка Рашида вышла за жида
(по паспорту - за татарина).
Но Вам, читатель, не понять никогда,
Почему этот Ваня был - Жареный.


33.
Облако с рыбьим большим плавником
Розовым боком на солнце играет.
И наступает печаль ни о ком,
И, наступив, умирает...
Глупая рыба! Зачем ей гореть
На сковородке заката?
Проще - мозаику красок стереть
И удалиться куда-то.
Старая кукла под синим кустом
Плачет о чем-то таком незаметном,
Тихом, ушедшем давно и пустом,
Нам - бесполезном, для куклы - заветном...
Кто же мы сами? Мы сами - никто,
Словно остатки уплывшего дыма,
Пепел сгоревшего в ночь шапито -
Цирка, в котором играли незримо.


34.
Из черных ворот капонира
Тернистой дорогою в рай
Выходит чудовище Мира -
Немецко-фашистский трамвай.
Он мчится, змеей извиваясь,
Сквозь русский осиновый лес,
И смотрит на нас, улыбаясь,
Кондукторша в форме СС.


35.
Печень желчь изливает печально,
Сентиментально, сакраментально,
В тракт желудочный кто-то фатально
Капли отравы ввел идеально.
И святые со стен моментально
Смотрят на мир широко и банально.
А в отверстии узком анальном
Массы кружатся в танце бальном.
Звуки валторн и волынок пленяют.
Папа Пий сто двадцать шестой умирает.
Смерти полог откинут в ночи.
Только ударник в тарелки стучит.
И в катафалке, на бархате черном,
Гробик увозят под звуки валторны.
Никогда!
Хоть через миллион лет!
Не протухнет вода святая, нет!
Пусть гробик увозят под звуки валторны
В мир желчный, черный...


36.
В городе Верном климат очень скверный,
Девушки ходят на каменных ногах,
Девушки носят на высохших руках
Маленькие мумии героев правоверных.
В городе Верном бьет источник серный.
Черные птицы - на серых облаках.
Солнце играет на серпах и молотках.
Луна отражается в столиках ломберных.
В городе Верном вот что характерно:
Блага равномерно распределены,
Перед законом сограждане равны
И на газонах растет у них люцерна.
В городе Верном пробили череп керном.
Мозг вытекает на белый парапет,
И умирает армянский карапет,
Сдавший экзамен по русскому экстерном.
В городе Верном стол всегда кошерный.
Кровь православных - в рассыпчатой маце.
Врач - отравитель с очками на лице
В чане мешает вибрион холерный.
В городе Верном стул у всех мизерный.
Легкие бочки везут золотари.
Тощие девушки плачут до зари:
Их бюсты размером меньше безразмерных.
В городе Верном лазер эксимерный
Хмурый профессор паяет в тишине.
Знают народы: не бывать войне,
Если о лазере слухи достоверны...
В городе Верном есть завод фанерный.
В городе Верном есть пивной завод.
Купим билет и сядем в самолет
Прежде, чем сделать выстрел револьверный.


37.
Я снял рубашку и носки - все было некрасиво.
Все не с ноги, все не с руки - уныло и тоскливо.
Я снял с себя заботы груз, вериги огорчений,
Нелепых тягот, и обуз, и глупых увлечений.
Я перед зеркалом предстал - оно мне отразило
Наполненный вещами зал, носки, рубашку, мыло.
Но где же я?.. Вещей толпа, фетиши лишь повсюду:
Плафон смеется с потолка на винную посуду.
Заботы, тяготы - в углу, на полке - огорченья,
Любовь и гордость - на полу, в коробке - увлеченья.
В корзинке мусорной - мечты и первые удачи,
На подоконнике - цветы, а там - ключи от дачи.
Вдруг слышу сзади - резкий крик! Младенец из купели!
Так вот он я - пустой старик, прошедший путь без цели...


38.
СТАРОНЕМЕЦКАЯ СКАЗКА

Не спите, дети, по ночам,
Разбрасывая руки:
Крадется Хумс по кирпичам,
По сводам, трубам и печам.
Он завывает по ночам
И отрывает руки.
Зачем вам эти муки?
Не спите, дети, по ночам.
Фон Хумс плетет из рук плетень,
Половичок из пальцев.
Вам вымыть руки было лень?
Теперь настанет новый день,
А вы уже без пальцев.
И к ужасу страдальцев,
Фон Хумс плетет из рук плетень.
Напрасно, мыло пожалев,
Уснули вы грязнулей.
К вам в холодильник "Розенлев"
Бациллы заглянули,
А хищные канюли
Вам голову свернули
И штопором проткнули.
Не умирайте, заболев!
Я вам про это не соврал.
Я сам однажды крепко спал,
Внизу храпели тапки.
Фон Хумс мне руки оторвал,
Босые пятки обкусал,
Торчали из-под одеял
Кровавые культяпки.
Об этом написал журнал
"Зюддойче Медицине".


40.
Дула Дуня на светильник,
На церковную лампаду...
На шоссе Варшава - Вильно
Польский взвод попал в засаду.
Подхорунжий пан Мочульский,
Матку Боску вспомнив всуе,
Целится в рабочих тульских
Во Вторую Мировую.
А в Кремле суровый Сталин,
Каганович, Ворошилов
Констатируют - Свершилось!
Гданьск лежит среди развалин.
Черчилль,сидя у камина,
Пьет коньяк из теплой рюмки.
Гитлер злобный и угрюмый
Вертит адскую машину.
Ямамото на "Ямато"
Строй линкоров озирает...
Ветер смерти завывает
У конвойных в автоматах.
А в лесу, вблизи Катыни,
Червь прогрыз конфедератку.
Так давайте по порядку
Выясним, кто здесь повинен.
Ясно всем - американцы
Офицеров расстреляли,
А жестокие финляндцы
Трупы в землю закопали.
И когда взошло светило
Над тайгою за Уралом,
Рядом с Беломорканалом
Стало всем тепло и мило.
И в народе просветленном
Слышен гром рукоплесканий,
И полощутся знамена
На торцах высотных зданий.
Славься, Сталин гениальный!
Славьтесь, все друзья народа!
Берия монументальный,
И Ежов, и сам Ягода!
Абакумов и Меркулов,
И Менжинский, и Дзержинский,
И расстрелянный Мочульский,
Что лежит в кустах под Вильно.


41.
Мы вышли на станцию.
Станция не освещалась.
Колючий песок поземки
Струился меж ног по перрону.
Черная линия рельсов уходила за мост,
Безучастно мигавший огнями.
Обступающая темнота
Колыхалась верхушками елей.
И пронзительная Звезда
Пробивалась сквозь пустоту,
И при свете ее за версту
Было видно, что все одиноко...
Только путник какой-то далекий
Отходил от закрытых киосков,
Но вниманья к себе не привлек он
В этом мире, холодном и плоском...


42.
Над чем вы будете смеяться
Через семнадцать тысяч лет?
Над тем, над чем и улыбаться
Нам никакой охоты нет.
Сейчас мы плачем над Россией,
Которой нет уже для вас,
Над флагом красно-бело-синим
И над напитком русский квас.
А некто с толстыми губами
Сейчас смеется, скаля зуб,
Но он не понят будет вами
И вам совсем не будет люб.
А мы, как демоны, в народный
Вопьемся крепко пьедестал –
Гольцано бледный, благородный
Для вас уже пророком стал.
Читайте славные творенья!
Учите рифмы наизусть!
В земле останутся коренья -
Хоть ядовитые, но пусть!
Гольцано с флагом на макушке,
С дурацкой песней на губе
Знаком вам более, чем Пушкин,
Поскольку Пушкин - так себе!


43.
Электрический поезд с ободранными сидениями.
Необъятная шляпа над вывернутыми коленями.
Из кишок занавесок сосиски бессильно болтаются.
Пассажиры больные в них часто и звонко сморкаются.
Тормоза заскрипели и лязгнули оси вагонные.
Птицы странствий запели печальные песни перронные,
И проплыл дебаркадер, как крейсер, в тумане дрейфующий
Дождь возник, свои линии косо рисующий.
И начальник какой-то уже перечеркнутой станции
Доложил о ЧП на далекой путейской дистанции.
Это было напрасно - ему все равно не поверили.
А колеса, крутясь, километры последние меряли.
Что же дальше случилось? Об этом не стоит рассказывать.
Нужно чаще и тщательней пары колесные смазывать
И балласт подсыпать по весне на далеких дистанциях,
И начальников реже стрелять на заброшенных станциях...


44.
Двадцать девятого числа двадцать девятого месяца
В двадцать девять часов двадцать девять минут
За вами придут люди в кровавых рейтузах
И в бесконечных резиновых сапогах.
Альфред Шнитке повешен на нитке
В двадцать девять часов, двадцать девять минут
Двадцать девять секунд он в конвульсиях бился.
Слышите? Уже поднимается лифт.
Те, которые придут - ключ в замке повернут до упора
Двадцать девять раз туда и сюда.
Это не капает вода - это капают слезы
На черный паркет...


45.
По телефону из Москвы
Звонила Нина Доберман.
Она звонил из Москвы,
Она звонила, но не нам.
Мы не узнали о звонке,
И даже не было нас там,
Куда однажды из Москвы
Звонила Нина Доберман.
Хотя и будет новый день,
Мы не узнаем никогда,
Зачем звонила Доберман,
Во сколько и куда?

46.
Увы! Звонила из Москвы
По телефону Доберман.
Звонила Нина из Москвы.
Звонила Нина Доберман.
Она звонила из Москвы.
Шел электрический сигнал.
Теперь-то знаете и вы,
А я пораньше вас узнал!
Пройдут веселые года,
Но не рассеется туман.
Мы не узнаем никогда,
Куда звонила Доберман.


47.
Был из Москвы такой звонок –
Звонила Нина Доберман.
Сказать-бы я и больше мог,
Но это был бы ведь обман.
А я не знаю ничего,
Помимо слухов и молвы,
За исключеньем одного –
Звонила Нина из Москвы.
Иссякнет времени вода,
Но ни за что я не пойму:
Она звонила, а куда,
Во сколько и кому?


48.
Луга затягивал туман.
Вставало солнце из травы.
Звонила Нина из Москвы,
Звонила Нина Доберман.
Прошли пастух, овца, баран
По сочной зелени травы,
И, вероятно, Доберман
Тогда звонила из Москвы.
А может быть, и не тогда,
Набрав невыясненный код,
Она звонила, но когда –
Теперь никто не разберет...



49.
Однажды ночью из Москвы
Звонила Нина Доберман.
У ней огромный чемодан
И бюст совсем без головы.
А чемодан-то был не пуст,
В нем бюст лежал без головы.
Понять могли бы сами вы –
Без носа, глаз, ушей и уст.
Но кто-то вынес чемодан,
В котором бюст без головы.
Не потому-ли Доберман
И позвонила из Москвы?


50.
Когда я бродил по болотам Тамбова -
Мне было тоскливо, мне было хреново,
Мне было убого совсем...
Я умер тогда, а затем
Я ждал изменений собственных клеток,
Я ел чемоданами пачки таблеток,
Срывал я колготки с невинных субреток –
Но высилась черным сукном
Апрельская ночь за окном.

51
У мордвина Хаема
Фопа обитаема!


52.
Приближаются экраны!
Черные дыры с орнаментом
Движутся на меня.
Из ванны слышится
Мерзкий крик:
Кик! Кик! Кик!
Кто это там кикует?
Кукушка так не кукует.
Нетопырь так токует
На заливном лугу.
Он киковать не мог -
Он совсем изнемог,
Спрятанный под замок.
А на траве рассветной
Глазу едва заметна
Алая полоса.
Череп? Рука? Коса?
Утренняя роса!


53.
Профессор Ангельский ничтожен,
Профессор Ангельский велик.
Профессор Ангельский низложен –
Профессор Ангельский возник!
Профессор Ангельский отважен,
Профессор Ангельский труслив.
Профессор Ангельский неважен,
Профессор Ангельский красив!
Букреева в черных лосинах
Ангельскому сразу дает
Два желтых, тугих апельсина,
А он их, ракалья, берет!
Задумчиво кожу сдирает,
В Букрееву глазом косит...
И этот процесс наблюдает
Один коренной одессит.
Одесса главнее Чикаго,
А Липецк - главнее Москвы.
Париж - много хуже, чем Прага,
А Прага - что Грязи, увы!
Букреева, все это зная,
Ангельскому гладит живот,
Красивая и молодая,
И только с Гольцано живет.
В живот апельсин углубился,
Пронзив пищевода трубу.
Гольцано над этим глумился,
Раздвинув для смеха губу.
Мы знаем - Россия воскреснет!
Мы знаем - Россия сгниет.
Но ей погребальную песню
Никто никогда не споет.
Покуда сияет Гольцано
Своим гениальным стихом,
Мы будем над трезвыми - пьяны,
Над пешими будем - верхом!


54.
В ковер был завернут пирог из ушей.
Букреева встала и вышла из дома.
-На улице множество истинных вшей! –
Вещал из динамика диктор знакомый.
Зеленый трамвай, не спеша, объезжал
Распластанный трупик Гайдара.
А тот, как большой поросенок, лежал.
Овец отходила отара.
Букреева ловко подпрыгнула - и
Взлетела над стынущим трупом.
Вокруг простирались кварталы ничьи
И флаги, висящие глупо.
А справа и выше проплыл самолет,
Ведомый безумным пилотом.
Он сбросил на улицы розовый лед,
Пропитанный кровью и потом.
Внизу копошился ничтожный ОМОН,
От рельсов мозги отрывая.
И автор, в "лотто" угадавший "лимон",
Ел "Сникерс" в салоне трамвая...


55.
Вы все обязаны понять,
Что ДОЛЖЕН сыр "Рокфор" вонять!


56.
Не гений - Северянин! Только мы
Способны человечество из тьмы
Воздвигнуть на невиданные ноги!
Итак, не Северянин, а мы - боги!


57.
Мы - люди потухших вулканов,
Уставших плеваться камнями.
Мы - внуки владельцев наганов,
Рубивших Россию с корнями.
Мы - дети владельцев торшеров,
Сервантов, ковров и подписок,
Свидетели явных примеров,
Что рай на земле уже близок.
Мы сами - провалы в могилах,
Эрозия всех поколений,
Друзья угнетенных и хилых,
Которых выдумывал Ленин.
Которых выковывал Сталин,
Которых воспел Окуджава...
На фоне зловонных развалин
Целует нас черная жаба.
Мы сами не будем отцами,
Нас некому будет оплакать.
И ноги, смердящие псами,
Нас втопчут в осеннюю слякоть...